«ТАЛАНТ – ЭТО УМЕНИЕ СКАЗАТЬ ПРОСТО О ВАЖНОМ»

     Завтра талантливый актер и режиссер Игорь ЗОЛОТОВИЦКИЙ отметит свой 50-летний юбилей. Он по-прежнему полон творческой энергии: преподает в Школе-студии МХАТ и ставит спектакли, снимается в кино и играет в антрепризах. Но самая большая любовь актера – это родной МХТ, в котором он работает уже четверть века.

 – Игорь, вы пришли в театр, когда им руководил Олег Ефремов. Можете вспомнить какие-то традиции, связанные с тем периодом?

 – Вы знаете, МХАТ, уже сама аббревиатура – это традиция. И вновь приходящие люди ее только поддерживают и подчеркивают. Какой-то традиции посвящения во мхатовцев нет, но, когда в 1980-е годы меня представили на сборе труппы и сказали, что я стал членом труппы Московского Художественного академического театра, конечно, это было круто. Думаю, сейчас молодежь испытывает те же чувства.

 – Во МХАТе в то время играли великие актеры, которые к тому же умели и пошутить. Насколько я знаю, был такой случай, когда после вашей премьеры Евгений Евстигнеев отправил вас за водкой, но в компанию не пригласил…

– Случай такой действительно был. Евгений Евстигнеев помимо того, что он великий актер, был моим педагогом в школе-студии. А еще он отец моего друга – с Денисом Евстигнеевым мы дружим со студенческих времен. Поэтому Евгения Александровича я во всех ипостасях знал. Когда я сыграл эпизод в «Старом Новом годе», Евстигнеев и другие пожилые актеры сказали: «Сынок, ты текст говорил на сцене? А где же?..» и жестом показали бутылку. Я побежал в «Елисеевский», взял самую хорошую водку и думаю: «Ну, сейчас с народными посижу». Пришел, отдал водку, а они говорят: «Ну, молодец. А теперь иди, мы за тебя выпьем». Сейчас с молодыми актерами такое вряд ли пройдет. Все более демократично, более доступно, чем в наши времена. Молодежь можно отправить за бутылкой, но так запросто не выгонишь.

 – Олег Табаков, приняв руководство МХАТом, решил убрать слово «академический». А что нового он привнес?

 – Действительно, при Табакове театр перестал называться академическим. Олег Павлович посчитал, что академия все-таки связана с наукой. И потом, один МХАТ есть – имени Горького. На самом деле это не принципиально. Дело не в букве «А». Например, при Станиславском был Московский Художественный общедоступный театр. А привнес Олег Павлович 90 процентов заполняемости зрительного зала. И то, что в театр невозможно попасть. Раньше такого не было, за редким исключением. И это не относилось к Ефремову как к личности. Потому что Ефремов и Табаков – это две абсолютные противоположности. Если сравнивать их с какими-то литературными героями, то Табаков – Дон Жуан от театра. Не в смысле измен, а в смысле целеустремленности, напора. А Ефремов – это Дон Кихот от театра, борец с ветряными мельницами. Он мог на гастролях по Японии встать и сказать, что следующий сезон будет сезоном Пушкина. И никто его не понимал: какой Пушкин в Японии? А как он делил театр?! Это было так жестоко, так неистово. Он верил в то, что возрождает новый МХАТ с новой труппой. Но он, конечно, был выдающийся театральный деятель.

 – Человеку, который истово верит в то, что делает, наверное, можно многое простить…

 – Безусловно. Таланту можно простить все. И прощалось. Он был уверен в том, что поступает правильно. Но это было жестоко. Но, с другой стороны, и профессия сама жестокая. Но очень сладостная. И этой сладостью, как наркотиком, прельщает. Но она безжалостная. Все время приходится доказывать, что ты что-то можешь, что-то знаешь, умеешь. И каждый раз заново. И каждый раз тебе могут сказать, что ты бездарный, а могут сказать, что ты гений. Не важно, известный ты актер или нет. Вот Юра Стоянов блестяще играет в спектакле «Женитьба», который я поставил. Но почему-то стали говорить, что в МХТ приходит зритель «Городка». Я думаю: а что в этом плохого? Разве зритель «Городка» не имеет вкуса? Главное, я не вижу критики как таковой. Критика – это когда вы не согласны с моей трактовкой «Женитьбы». Вы говорите, допустим, что пьеса про любовь, а я поставил про ненависть. А у нас часто вообще не ходят на спектакли, а критическую статью пишут. Или наоборот. Есть такие одиозные постановки, изначально предназначенные для того, чтобы о них писали, возводили в ранг фестивального искусства. Столкнувшись с этим, становится обидно. Потому что у меня нет возможности взять ручку и написать что-то в ответ. У меня есть возможность собрать артистов и поставить спектакль.

 – Кстати, а почему для постановки вы взяли именно «Женитьбу»?

 – С этой пьесой я дружу давно. Я считаю, что она про вселенную, про вечность, про отсутствие чувства. И так просто написана. Знаете, я это уже где-то говорил, что талант определяется умением сказать просто о важных вещах. Сказать просто и доступно. И Гоголь с такой болью это делает, несмотря на то, что «Женитьба» подразумевает не только улыбку и смех, но и серьезные вещи тоже. Я благодарен Олегу Павловичу за то, что он не побоялся и разрешил мне поставить спектакль. Все-таки это не дешевая постановка. Все сделано в традициях русского театра: с кулисными декорациями, с декорациями задника, павильона. Их создал мой друг – потрясающий художник Валера Фирсов, он ученик Валерия Левенталя. Вместе с художником по костюмам Викторией Хархалуп они смогли воссоздать атмосферу того времени.

 – Гоголь в поэме «Мертвые души» спрашивает: Русь-тройка, куда же несешься ты? А вы можете ответить на этот вопрос?

 – Ну да. Я – оптимист по жизни, поэтому мне кажется, что несемся к лучшему. Хотелось бы в это верить. Знаете, я сужу о жизни по своему окружению, по своим друзьям. А они стали жить лучше. Думаю, значит, и всем получше стало. Есть проблемы? Конечно, есть. И я вижу достаточно много людей, которые живут непросто. Но так же непросто живут люди и в Америке. Я сам в этом убедился, когда летом два месяца преподавал в Гарварде. Так же непросто живут и во Франции, в которой я работал. Везде непросто. Другое дело, что у нас эти трудности создаются, а потом мы их торжественно преодолеваем и говорим, что мы победили. А нельзя не создавать их, ребята?

– Игорь, вы заговорили про Америку, и я вспомнила ваши гастроли по США и другим странам с «Чинзано» Людмилы Петрушевской. Что дал вам этот спектакль кроме того, что благодаря нему вы «раскрутились» и посмотрели мир?

 – «Чинзано» – это моя жизнь. Это мой лотерейный билет с большим выигрышем. Один на миллион. Надо было, чтобы Рома Козак взял эту пьесу, в которой всего десять страничек, чтобы он нас убедил, что это интересно. Тогда наступила перестройка, и мы оказались в нужном месте в нужное время. Все совпало! Даже трудно себе представить, что могло бы быть, если бы не было этого лотерейного билета. Моя жизнь была бы совсем другой. Это точно. Поэтому «Чинзано» – это моя биография. Я был бы не я. И, скорее всего, не давал бы вам сейчас интервью. Успех спектакля был абсолютный. В Бразилии, где мы играли без перевода, очереди стояли, как в мавзолей. Они же выпивают так же, как мы (смеется). Я же говорю – все совпало. Чего только не было с этим «Чинзано»! За границей они же не понимали, что нам нужно просто восемь пустых бутылок. И на каждый спектакль покупали полные бутылки. Мы выливали содержимое в канистру, а после спектакля все это, естественно, выпивали. Поэтому напиток «Чинзано» с тех пор я ненавижу! Даже запах. Правда, так мы экономили на спиртном. В загранкомандировках мы вообще экономили на всем, на чем можно. Сосиски с собою возили «Китайская стена». Переводчица во Франции спросила: «А почему вы так часто сосиски едите?» Я говорю: «Понимаете, мы же русские, нам без сосисок день прожить невозможно!» А еще французы умирали, когда видели нашу тушенку, вот этот военный запас с коровой на картинке. У них это один из самых дорогих деликатесов в ресторанах.

 – А на чем вы грели в гостинице эту тушенку?

 – Знаете, есть много способов. В туалетный бачок можно поставить кипятильник и разогреть воду, а потом опустить туда банку. Бачок кипятился за две минуты, правда, напряжение падало во всей гостинице. А в Японии иногда свет вырубался, когда наши начинали в бачках готовить. Даже пельмени варили. А мясо жарили на утюгах. Кладешь мясо между двумя разогретыми утюгами, предварительно смазав их поверхность маслицем, и через некоторое время получается отбивная. Иногда, правда, эти стейки чуть-чуть пригорали.

 – Что и говорить, талантливые люди… Давайте вернемся к разговору о профессии. Вы сыграли много ролей в кино, а есть ли среди них действительно значимая?

 – Я считаю, что по большому счету я в кинематографе ничего не сыграл. И как бы смирился с этим, с одной стороны. А с другой стороны, конечно, надеюсь, что еще лучшая моя роль в кино впереди. Количество ролей действительно большое, и мне за них не стыдно. Но сказать так, как в театре, что я могу по-настоящему гордиться какой-то ролью в кино? К сожалению, такого нет. Но я в этом смысле фаталист. Значит, пока так складывается.

 – Хотите сыграть трагедию?

 – Конечно. Каждый человек, который ассоциируется с юмором, в душе трагик. О трагедии как о жанре у нас в кино сейчас говорить не приходится, если это только не «Отелло» и не шекспировские страсти. А сыграть что-то серьезное, про проблемы нашего возраста, конечно, хотелось бы. А может, что-то и будет. Вот сейчас я снялся у Васи Пичула в фильме «Фарфоровая свадьба». Там компашка хорошая: и Наташа Вдовина, и Витя Раков, и я. Мне кажется, что хорошо получится.

 – Скажите, Игорь, если спектакль не нравится вам как зрителю, вы можете встать и уйти, не дожидаясь окончания?

 – Конечно. Табаков же говорит: «Зритель голосует ногами». Пришел на спектакль – проголосовал. Не пришел на спектакль – проголосовал. Ушел со спектакля – проголосовал. Неудобно уходить, когда тебя зовут друзья и знают, что ты на спектакле. А если ты платишь за билет, почему бы не уйти, если не нравится?

 – Кстати, многие ругают «Вишневый сад» с Ренатой Литвиновой, который идет в вашем театре.

 – Понимаете, дело вот в чем. Рената Литвинова сама по себе персонаж. Очень талантливый, интересный персонаж. Она никакая не актриса. И когда играет Раневскую, она не хочет играть, она сама по себе – Рената. И у нее, если даже есть волнение, то это волнение Ренаты Литвиновой. А вокруг нее ходят очень талантливые артисты, которые хотят сыграть Лопахина, Петю Трофимова, и это такая разница в желаниях, что она получается естественная, а эти все наигрывают. Они на разных планетах находятся. Народные артисты наигрывают, а Рената ходит такая органичная. Поэтому она выглядит великой, а все актеры вокруг смотрятся как клоуны какие-то.

 – А ваша главная роль в театре уже сыграна или еще впереди?

 – Сыграна уже. К сожалению, этот спектакль сейчас не идет – это чеховский «Иванов», где я играл Павла Лебедева. Поставил спектакль Юра Бутусов. В этой работе я почувствовал что-то новое, радостное. Надеюсь, что будет еще что-то похожее, но это бывает так редко. Когда у тебя уже есть опыт, становишься формалистом, стараешься выезжать на старых дрожжах. Редко бывает, когда вдруг режиссер в тебя поверит. И это совпало у нас с Юрой Бутусовым, хотя он очень непростой человек. Мне было радостно работать. В этой постановке мы шли от четвертого акта к первому – и в этом проявлялась какая-то неотвратимость наказания. Как нашу жизнь ни поверни, а все предрешено. Умрешь ты в начале, а не в конце – не важно. И как же у Чехова это гениально написано – боль всечеловеческая! В театре вообще у меня нет спектаклей, за которые было бы стыдно и которые я не хотел бы играть. Я могу уже выбирать. Прослужив в театре 25 лет, ты имеешь право не то что на какой-то диктат, но можешь высказать свою точку зрения, и к тебе в большей степени прислушиваются, нежели к молодым. Молодые актеры должны доказывать, должны играть везде, не уставая. В этом замкнутый круг: сыграешь хорошо в театре – позовут в кино, сыграешь хорошо в кино – пригласят в театр. К сожалению, многие молодые актеры думают, что, органично произнеся текст в кино или сериале, они уже познали профессию, а это не так. Это абсолютно не имеет никакого отношения к профессии. В кино есть много гениальных актеров. А органично произнести текст сможет любой прохожий в любом сериале, я могу это доказать. Больше того, почти любой человек может один раз сыграть очень хорошо. Но только один раз. А профессия актера в том и заключается, чтобы каждый раз играть талантливо. Чтобы привносить в роль что-то новое, аккумулируя знания и опыт. И каждый раз играть с душой. Так, как в первый раз.

 Елена Мелиенко

«Новые известия»

17.06.2011 г.